Законоведение

Понятие права, как регулятора общественных отношений, тесно переплетено с понятием идеологии.  На протяжении многих лет проблема взаимодействия и взаимовлияния идеологии и права была предметом исследования видных ученых и общественных деятелей.

В 1800 году член Французской академии, философ, политический и общественный деятель Антуан-Луи-Клод Дестют де Траси опубликовал «Проект начал идеологии для центральных школ», в котором он заявляет о создании собственной сенсуалистической теории познания — идеологии, науки об общих принципах формирования идей и системы знаний первооснов морали, политики и права [10, c. 146]. Изначально консул Бонапарт поддержал новый проект, призванный «изменить лицо мира», обосновать политику либерализма и строительство республики. Однако позже, уже  император Наполеон I публично объявил де Траси и его единомышленников  опасными болтунами, так как своей наукой они лишают людей востребованного ими самообмана: «Вы, идеологи, разрушаете все империи, а эра иллюзий является для людей эрой счастья» [6, c. 65]. Карл Маркс и Фридрих Энгельс также разделяли негативное отношение к идеологии, называя ее «ложным сознанием» и «превратным мировоззрением».

В.И. Ленин придал понятию идеологии совершенно иной смысл, определяя ее, в первую очередь, как способ донесения и объяснения неграмотным позиций научного коммунизма. Понятие революционной идеологии становится центральным в марксистской традиции.

Однако возникновение самого понятия «идеология» вовсе не означало, что до этого отсутствовала потребность обоснования политических решений.  До наступления Нового времени и секуляризации общественной жизни функцию идеологии выполняла религия.

Именно политической религией [23, c. 221] называл идеологию Талкотт Парсонс, основателей школы структурного функционализма в современной социологии. По мнению Парсонса, идеология, проникая во все сферы общественной жизни, оказывает свое влияние не только на политику, но и на право, нравственность, мораль и искусство, служит основой для когнитивного узаконивания стандартов ценностной ориентации [19. c. 479].

Проникая в право, идеологические установки неизбежно становятся его органической частью, составным компонентом в его содержании. Посредством идеологии создаются нормативные и ценностные идеалы общества, определяются его принципы, цели и задачи. Право, по гипотезе Парсонса,  неотделимо от общественного сознания.

Профессор С.С. Алексеев, подчеркивая идеологическую роль права, отмечал, что оно представляет собой средство, отражающее духовную жизнь общества, являющееся носителем его культурных, духовных и моральных ценностей [2, c. 198].

Взаимосвязь права и идеологии подробно рассматривает в своих работах профессор Т.Н. Радько. По его мнению, соответствие правовых норм идеологии находящихся при власти политических сил и способность права впитывать в себя определенную систему ценностей является одной из основных предпосылок появления у права идеологической функции. Право при этом не становится вместилищем некой идеологии, а отражает, идеи господствующего класса, мысли которого «являются в каждую эпоху господствующими мыслями» [22, c. 74].

Профессор О.А. Андреева считает, что право по сущности представляет юридическое оформление политических решений, то есть является больше идеологией, чем наукой [3. c. 77].

Идеологический  фактор и политическая воля определяют форму и содержание технико-юридического приема в конкретных сферах жизнедеятельности, указывает В.М. Баранов [4, c. 57].

Отставая в своем развитии от политической сферы – указывает В.В. Сорокин [26, c. 184], – право подготавливает экономические преобразования. Очередность преобразований сфер жизни общества, по мнению исследователя, соответствует эволюционной форме перехода: начиная с реформирования политической сферы в рамках идеологии; далее обновляются правовые средства преобразований в обществе; затем поэтапно реализуются социально-ориентированные реформы в экономике; после чего проводится смена политического строя и иные необходимые социальные реформы. При этом преобразования в культуре общества выходят за хронологические пределы переходного периода, так как перестройка общественного сознания занимает более продолжительное время.

Целью данной работы является  исследование взаимосвязи  идеологии и права (как социального регулятора) в отечественной истории.

Право - именно так переведены для древних славян новозаветные греческие понятия δικαιοσύνη (в современном переводе - справедливость), ευθυτης (правость, праведность) ἀμήν (истина), αλήθεια (правда) [25] [20]. Для первых славянских летописцев «право» - это общее название того, что есть - истина, существующее мироустройство божественного происхождения, правда. «Право было у нас неизвестно в западном его смысле, но означало только справедливость, правду, – пишет философ И. В. Киреевский, –  потому никакая власть, никакому лицу, ни сословию не могла ни даровать, ни уступить никакого права, ибо правда и справедливость не могут ни продаваться, ни браться, но существуют сами по себе, независимо от условных отношений» [14, c. 195]. Славянское право на рубеже тысячелетий – неписанные правила поведения, выработанные на основе многовекового жизненного опыта, соблюдение которых есть правость (праведность).

Первые яркие признаки идеологического воздействия на социальный регулятор мы можем заметить в литературных памятниках периода феодальной раздробленности. Экстенсивное земледелие и преобладание натурального хозяйства обуславливают обособление территорий и их раздел между потомками Рюрика. Идет процесс «оседания дружины на землю» – превращение военной элиты в феодалов-землевладельцев, чья идеология ставит целями дальнейшее обособление и политическую самостоятельность. Право, до селе единое для социокультурного и экономического пространства Киевской Руси, приобретает сначала географические оттенки, а позже и вовсе отмежевывается по границам княжеств. К концу XIV века обычное право приобретает «регистрацию по месту пребывания»: «до Полоцка послати, ино его там полочане осудят по своему праву»[27, c. 1348].

Параллельно с обычным правом развивается и другой социальный регулятор – право каноническое. Юрисдикция между светскими и церковными судами была распределена по Церковному уставу Владимира Святославича вероятно еще по инициативе первых греческих иерархов Русской Церкви. Источники этого права находились в византийских сборниках Номоканон, Исагога, Прохирон, Эклога, и именовались, согласно И.И. Срезневскому, законом [28, c.921]. И если обычное право своей идеологией опиралось еще на институты периода военной демократии, то каноническое византийское право не только содержало тысячелетний опыт нормативного регулирования повседневной жизни империи, но и, пожалуй главное, выступало как идеологическая санкция складывающихся феодальных отношений.

Неспешно, вероятно по мере усложнения общественно-экономических отношений и постепенным переводом источников на русский язык, византийское право проникает в светскую жизнь. К.А. Максимович описывает зафиксированное в 1446 г. первое русское завещание, в котором имущество распределяется между супругой и детьми обоего пола. Наследодатель предпочел церковную юрисдикцию, так как по обычному праву дочерям отказывается в наследстве, если завещатель имеет мужское потомство [16].

Развитие экономики и торговли, строительство новых городов, распад Золотой Орды, установление поместных отношений с образованием государственной элиты - дворянства, повлекли объединение разрозненных земель вокруг Московского княжества и завершение оформления его идеологии – православного христианства. Период сосуществования двух правовых систем, а значит и двух идеологий, завершается принятием соборного уложения 1649 года, первые статьи которого устанавливают ответственность за деяния против Веры и Церкви. Новая правовая система – закон, полностью вытесняет обычное право из официальных отношений, оставляя ему сферу отношений бытовых. Само слово «право» остается синонимом правды и справедливости, но благодаря польской политической и культурной интервенции приобретает еще одно смысловое значение – отношения воздействия одного субъекта на другой на основе силы или авторитета, то есть властные отношения. Так же как польское «prawo», русское слово «право» в зависимости от контекста теперь может означать дарованную государем возможность, дозволение.

Попытку внести изменения в соотношение уклада общественной жизни и идеологии предпринял Петр I. Впечатленный и вдохновленный успехами, достигнутыми Республикой Соединённых Провинций Нидерландов под идеологическим знаменем религиозной доктрины Кальвина и юридическим обоснованием Гуго Гроция, молодой царь активно насаждал голландское мировоззрение в русскую действительность. Сочинение Самуила Пуфендорфа «О должностях человека и гражданина» стало одним из первых юридических трактатов по естественному праву, переведенных на русский язык под личным наблюдением императора.

Профессор Н.Ф. Медушевская считает, что активное внедрение идей естественного права в период правления Петра I проводилось в целях идеологического обоснования строительства мощного и  централизованного государства под эгидой «просвещенного» монарха, а также, как аргументация против сепаратизма бояр и претензий церкви на лидирующие положение в государстве [17, c.24]. Но историческая практика показала, что православные христианские догмы гораздо более приемлемы для идеологического сопровождения деятельности, хоть и просвещенного, но самодержавного монарха. Опыт Лжедмитрия I  также не предрасполагал к вольному обращению с институтами православной веры.

В очередной раз, как идеология модернизации государства, теория естественного права стала востребована в период правления Александра I. Обводившись от средневековой схоластики, переработанная теоретиками Нового времени теория о прирожденных и неотъемлемым притязаниях личности использует достижения западноевропейской цивилизации как доказательство истинности своих постулатов. Под именем «основ наук нравственных и политических» теория естественного права крепко зацепилась в отечественной академической науке, стала обязательным предметом как домашнего так и университетского образования. Неудивительно, что идеологически «подкованное» таким образом офицерство, находясь под впечатлением опыта иной политической действительности, принесенного из заграничного похода, попыталось совершить государственный переворот и установить конституционную форму правления.

Однако, положения естественно-правовой теории о личной свободе в корне противостояли характеру общественных отношений, сложившихся на территории Российской империи в начале XIX века. Основа экономики по-прежнему была представлена экстенсивной формой ведения сельского хозяйства, непременным условием которой являлась крепостная зависимость. И если освобождение рабочей силы в Европе соответствовало интересам новорожденной социальной верхушки – буржуазии, то в России это неизбежно влекло крах феодального уклада жизни, низвержение дворянской элиты и ее опоры – монархии. Отсюда отторжение идеологии естественного права, триада Уварова, реакционная политика Николая I и верховенство исторического подхода в правопонимании.

Консервация средневековой модели ненадолго продлила ее жизнеспособность. В условиях иностранной агрессии стало очевидным, что «глиняный колосс» не только и не столько художественная аллегория из французской прессы, а объективная оценка состояния государства. Великая промышленная революция дошла уже до России и сформировала рынок труда, наполнить который в условиях крепостной зависимости не представлялось возможным. Требовалось масштабное освобождение рабочей силы и условия для ее адаптации в новой среде.

Вновь для идеологического обоснования модернизации общественной жизни задействуется естественно-правовая теория. Передовые умы пореформенного периода (Кавелин, Унковский, Чичерин) пытаются переосмыслить наследие Руссо и Монтескье. Сочетая консервативные взгляды с идеями либерализма, теоретики права ищут компромисс между самодержавием и необходимостью эволюционного развития общества, гармонию идей о сильной державе и нового взгляда на свободу личности.

Совершенно иначе наследие буржуазных революций было воспринято на нижних этажах интеллектуального сообщества. В соответствии с программой народного просвещения первой половины XIX века либеральная идеология вышла за пределы дворянских салонов и поселилась в умах разночинной интеллигенции, количество представителей которой уже в середине века исчислялось десятками тысяч, а концу века сотнями тысяч человек [9, c. 71]. Социальный проект начала века, нацеленный на формирование бюрократической прослойки, способствовал массовому исходу городской молодёжи из традиционного уклада жизни низовых сословий. Дети купцов, священников, чиновников и младших офицеров, мещан и в меньшей степени крестьян тысячами поступали в училища и университеты в попытках начать жизнь с чистого листа.

Под руководством либерально настроенной профессуры разночинная молодежь приобщалась к идеям свободы и всеобщего равенства. Но молодые люди, вырвавшиеся из нестерпимой атмосферы городского дна, не смогли органично войти в незнакомый им мир. Русский человек, теряя традиционный жизненный уклад, являющийся смыслом жизни, оказывается перед духовной катастрофой, вызывающей бунт отрицания ценностей. Беспочвенность толкает разночинца к утопическим, абстрактным и приземлённым «идеалам». Он увлекается романтизмом и гегельянством. Реализм и материализм формируют парадигму студенческого самосознания. Находя идейную опору в достижениях естественных наук, новое поколение реалистов делает заявку на пересмотр ценностей, упрощение картины мира, сведение её к господству физико-химических процессов, основанных на материализации всего сущего.

В лексиконе интеллигенции приживается новое смысловое содержание слова «право» - притязание индивида на возможное поведение, зависящее исключительно от его воли, так называемое «субъективное право». «Право имею!» - восклицает литературный герой 1860-х, намереваясь совершить убийство. И именно убийство объявляется средством достижения социальных и политических изменений в прокламации «Молодая Россия», составленной в 1862 году студентом Московского университета Заичневским [6, c. 203]. Радикалы-интеллигенты приносят в политико-правовую мысль еще незрелые формы новой социалистической идеологии. Но слишком еще крепка духовная, религиозная связь народа и самодержавия. Не так легко оказалось разрушить традиции и многовековой уклад жизни. Социалистические идеи до времени остались не востребованы, не интересны ни массам, ни правящей элите, поэтому, для привлечения хоть какого то внимания радикалы  выбирают путь террора.

 С убийством Александра II заканчивается период заигрывания с либерализмом, как в политике государства, так и в правовой теории. Правящая элита отворачивается от европейского политического опыта и от его рационалистической идеологии, происходит очередной мировоззренческий перелом [5, c. 398]. Опьянение позитивизмом и рационализмом сменяется патриотическим культур-национализмом Победоносцева, идеализмом Новгородцева, Бердяева, Грота и многих других. Даже известный своим либерализмом Чичерин передает Александру III записку «Задачи нового царствования», в которой побуждает императора к проведению политики «жесткой руки»: «Теперь всякое ограничение власти было бы гибелью» [29, c. 189]. Коркунов приходит к мысли, что государство обязано отвечать интересам и всего общества в целом, а не только отдельных индивидуумов [30, c. 13].

Очередная консервативная фаза в развитии отечественной политико-правовой мыли завершается в середине последнего десятилетия XIX века. Условно причину ротации государственной идеологии можно связать со смертью Александра III. Но в этот раз в смене умонастроений следует искать более глубокие причины. И важнейшая из них – «генетический сдвиг» в составе национальной элиты.

Дворянство по-прежнему сохраняет за собой привилегированный статус первого сословия, но отмена крепостной зависимости полностью лишило его экономической базы. Благородные граждане оказались неспособны обеспечить свое благополучие в условиях перехода от аграрной экономики к промышленному производству. Несмотря на катастрофическое ослабление экономического положения поместного дворянства, оно по-прежнему продолжало играть ведущую политическую роль на уровне местного самоуправления, но уже не входило с монархией в единую общественно-экономическую формацию, было неспособно оказать самодержавию политическую поддержку.

Форсированная индустриализация породила на свет значительно более мощный в экономическом, а затем и в политическом отношении общественный класс – буржуазию. Сложившись стихийно, на основе естественного роста капитала «снизу»,  предприниматели и обладатели многомиллионных состояний (Коноваловы, Кнопы, Нобели, Морозовы, Рябушинские, Мамонтовы и многие другие) претендовали на роли лидеров не только делового, но и политического мира. Находясь в тесной связке с царской бюрократией, представители молодой российской буржуазии уверенно шли к построению промышленно-финансовой олигархии.

Очевидно, что православная христианская религия в качестве государственной идеологии слабо сочеталась с материально-прагматическими целями, стоящими перед новой элитой. Требовались идеи,  соответствующие природе капитала, заключающейся в его бесконечном самовоспроизводстве. Взамен консерватизма с его теоцентризмом на повестке дня вновь возник либерализм, распознающий самого человека как творца вселенной, отстаивающий автономность и безгрешность человеческой воли [8, c. 6]. Запросам новой социально-экономической реальности отвечают   идеи «разумного эгоизма», в соответствии с которыми высшим благом и смыслом жизни индивида является удовлетворение личных потребностей. Такой подход актуален и способствует решению наипервейших задач молодого русского капитала: дальнейшему наполнению рынка труда свободной рабочей силой, расширению товарного производства и формированию рынка сбыта.  

Неожиданно широким оказался гносеологический потенциал либерального подхода в контексте регулирования общественных отношений. При условии незыблемости прав и индивидуальных свобод человека (включая свободу совести от стеснения, налагаемого религией, моралью, традицией и т. п.), либерализм допускает бесконечное множество различных равноправных и независимых взглядов и представлений о существе права. У представителей политико-правовой мысли появилась возможность свободного выбора направления исследований, идей, концепций, теорий и методологических принципов. Именно в последние годы XIX столетия оформляется плюрализм в понимании права, во многом предопределившие дальнейшее развитие отечественной юридической науки.

Очередность преобразований сфер общественной жизни России в начале XX века соответствует общим закономерностям переходного периода, выявленным В.В. Сорокиным [26, c. 184]. Под влиянием либеральных идей самодержавие проводит первые политические и правовые преобразования – издание Октябрьского манифеста, учреждение политических партий и Государственной Думы, что дает толчок к экономическому и социальному развитию после 1905 года. Мировая война ускорила подготовку общества к кардинальным изменениям политического строя.

Но в своем стремительном движении по пути эволюции капиталистического общества молодая российская буржуазия не обратила внимание на побочное явление поспешности социальных трансформаций. В геометрической прогрессии увеличивался слой маргиналов в составе городского населения. Силой обстоятельств вырванные из сельской общины и «непереваренные» городским бытом, эти общественные элементы представляли собой достаточно серьезный фактор социальной нестабильности. Перед началом войны количество таких деклассированных элементов в Санкт-Петербурге составляло десятую часть городского населения [12]. Духовная катастрофа и бунт против прежних ценностей обусловили идейную близость люмпенов и такой же потерянной в социуме части интеллигенции. «До основания все разрушим..» – становится идеологическим знаменем новой политической силы. На фоне политической апатии многомиллионного крестьянства, увлеченная социальным проектированием буржуазная элита не распознала и не смогла противостоять малочисленной, но более молодой и более энергичной социальной группе. Как следствие – следующие 70 лет в юриспруденции безраздельно господствовала идея социалистической целесообразности.

После приостановления деятельности компартии идеологический вакуум в отечественной юриспруденции продлился недолго. Статья 13 Конституции 1993 года, казалось бы, все расставила по своим местам: «В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» [1]. Идеологическое многообразие незамедлительно нашло признание в юридической теории. Но плюрализм подходов в правопонимании середины 1990-х с такой достоверной точностью повторил палитру мнений конца XIX века, что заставляет задуматься об идеологических параллелях, связывающих эти эпохи.

Идеология, по определению Большой советской энциклопедии –  система политических, правовых, нравственных, художественных, философских и других взглядов, выражающих интересы и потребности определённых социальных групп [11, c. 333]. Наиболее существенные свойства идеологии определяются ее основными функциями: конструктивной (ставит цели и задачи общественного развития), когнитивной (политическая пропаганда); нормативной (определяет критерии оценки явлений действительности); мобилизационной (приводит общественные формации в движение, реализует идеи).

В конце XIX века правовед и журналист, неоднократно арестованный царской полицией за противозаконную деятельность, В. В. Водовозов так определил понятие либерализм – стремление к общественным реформам, имеющим целью свободу личности и общества, а также к свободе человеческого духа от стеснений, налагаемых церковью, традицией и т. д. [15, c. 632]

При соотношении двух понятий не остается сомнений в том, что либерализм (в определении, данном Водовозовым) и есть официальная идеология современного государства Российская Федерация.

Ответы на вопросы Cui bono? Cui prodest? не требуют построения сложных силлогизмов. Конституция РФ и вся иерархия федерального законодательства, внутренняя и внешняя политика руководства направлены на построение постиндустриального общества потребления. Так, рынок розничной торговли в России развивается галопирующими темпами: по сравнению с 2000 годом оборот розничной торговли вырос более чем в 12 раз и составил 28,3 трлн. руб. в 2016 году [24]. При этом индекс промышленного производства по всем видам экономической деятельности за тот же период вырос всего лишь на 46,5% [21].

Конечно же, объяснить такой парадоксальный дисбаланс показателей возможно развитием инновационного сектора экономики и ростом доли населения, занятого в сфере услуг, а не в промышленном производстве. Однако по данным, опубликованным Федеральной службой государственной статистики такой вывод сделать затруднительно. О совершенно другом стимуле роста потребительской активности говорят статистические данные Банка России. Бурными темпами развивается кредитование потребителей: с 2005 года по 2015 год объем выданных населению кредитов увеличился более чем в 10 раз [13, c. 168]. Очевидными и прямыми выгодоприобретателями такой политики являются кредитные организации и стоящие за ними эмитенты ценных бумаг. Опосредованную выгоду могут и (судя по количеству привлекаемых к уголовной ответственности) получают представители бюрократической элиты.

Тенденций на «генетический сдвиг» правящей элиты, подобно произошедшему во второй половине XIX века, в настоящий период не наблюдается. Соответственно либерализм останется официальной идеологией России на неопределенное время. Из этого следует, что в правопонимании также продолжит преобладать либеральный подход с его идеями «разумного эгоизма», в соответствии с которыми высшим благом и смыслом жизни индивида является удовлетворение личных потребностей. Такой подход служит целям формирования общества потребления с соответствующей системой ценностей, которая не включает в себя необходимость всестороннего умственного, нравственного и духовного развития человека.

 Ряд футурологов, прогнозируя социальные процессы будущего, заявляют, что за определенным «пределом роста» населения Земли наступит очередной виток эволюции, по которому продолжит следовать лишь малая часть человечества, тогда как большая его часть попадет в эволюционный тупик [18, c. 27]. С большим сомнением допустимо предположить, что общество оболваненных идеологией потребления личностей пойдет по прогрессивному пути развития человечества. И наоборот, велика вероятность того, что пройдя путь нравственной деградации и новомодных социальных мутаций, опьяненный изобилием потребительских товаров и доступных кредитов, постиндустриальный социум окажется на обочине истории.

Список литературы

1. «Конституция Российской Федерации» (принята всенародным голосованием 12.12.1993) // «Собрание законодательства РФ», в "Собрании законодательства РФ", 04.08.2014, N 31, ст. 4398.

2. Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М.: Юрид. лит., 1971. 223 с.

3. Андреева О.А. Правопреемство в российской историко-правовой науке как принцип развития юридической мысли // Юридическая техника. 2011. №5. С. 77-81.

4. Баранов В.М. Политико-идеологические пределы преемственности юридической техники // Юридическая техника. 2011. №5. С.55-57.

5. Блохин В.В., Пименова И.И. Проблема трансформации общественного сознания интеллигенции на рубеже 1890-х годов -начала ХХ века // Культура и искусство. 2013. № 4. C. 398-403 DOI: 10.7256/2222-1956.2013.4.9207.

6. Будницкий О.В. Кровь по совести: терроризм в России (вторая половина XIX – начало ХХ века) // Отечественная история. 1994. № 6. С. 203-208.

7. Бухараев В.М. «Эра иллюзий» перед лицом научной логики: Карамболь Ивана Грозного в историческом сознании // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. науки. 2008. №1. С.65-73.

8. Васильев А. А. Охранительная концепция права в России : монография. М.: Юстицинформ, 2013. 441 с.

9. Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX веке. М.: Мысль, 1978. 288 с.

10. Иванова А.С. Начала «идеологии»: Антуан Дестют де Траси и его наука об идеях // Ворп. философии. 2013. № 8. С. 146-148.

11. Идеология // Большая советская энциклопедия: в 51 томе. 2-е изд.  М.: Советская энциклопедия, 1952.  Т. 17 (Земля — Индейцы). 632 с.

12. История России от древнейших времен до начала XX века / под ред. И.Я. Фроянова. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1992. 368 с

13. Калмыкова И. С., Романюк К. В., Шлумпф Д. Анализ состояния и динамики потребительского кредитования в России и тенденции его развития на современном этапе // Научно-методический электронный журнал «Концепт».  2017.  Т. 4.  С. 168–175. URL: http://e-koncept.ru/2017/770329.htm

14. Киреевский И. В. Полное собрание сочинений. В 2 т. М, 1861. Т. 1. С. 188-200.

15. Либерализм // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона СПб.: Семеновская Типо-Литография И. А. Ефрона, 1896. Т. XVIIa : Ледье - Лопарев, 964 с.

16. Максимович К.А Греко-Римское право Древней Руси URL: http://www.ruslang.ru/doc/maximovich/maximovich110.pdf. (дата обращения: 13.12.2017).

17. Медушевская Н.Ф. Естественное право как дар и обязанность // Юридический мир. 2009. №7. С. 24-28.

18. Никифорова Л.В. Теории постиндустриального общества: Наука или идеология? // Общество. Среда. Развитие (Terra Humana). 2006. №1. С.26-35.

19. Парсонс Т. Социальная система // О социальных системах / под ред. В. Ф. Чесноковой и. С. А. Белановского. М.: Академический Проект, 2002. 832 с. 479.

20. Подстрочный греческо-русский Новый Завет. Дословный современный перевод. Под редакцией В. Журомского. Виннипег. 2007. 687 с.

21. Промышленное производство / Предпринимательство / Официальная статистика // Федеральная служба государственной статистики. URL: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/enterprise/industrial/# (дата обращения: 13.12.2017).

22. Радько Т.Н. Об идеологической функции права // Вестник Саратовской Государственной юридической академии. 2013. №4 (93). С. 72-78.

23. Радько Т.Н. Проблемы теории государства и права: учебник. М.: Проспект, 2016. 603 с.

24. Розничная торговля, услуги населению, туризм / Предпринимательство / Официальная статистика // Федеральная служба государственной статистики. URL:http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/enterprise/retail/# (дата обращения: 13.12.2017).

25. Северьянов С.Н. Синайская псалтырь. Глаголический памятник XI в. Пг., 1922. 418 с.

26. Сорокин В.В. Право и время: правовая система и переходное время // Правоведение. 2002. № 1. С. 180-194.

27. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 2. Л - П / Труд И.И. Срезневского. СПб. : Отд-ние рус. яз. и словесн. Имп. АН, 1902. стб. 1348.

28. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 1. А - К / Труд. И.И. Срезневского. СПб. : Отд-ние рус. яз. и словесн. Имп. АН, 1893. стб. 921.

29. Толмачев Е. П. Александр III и его время.  М.: ТЕРРА. Книжный клуб, 2007.  720 с.

30. Юридическая летопись : ежемесячный журнал / ред.-изд. Н. Сергеевский.  Г. 1 1890, Т. 1, январь 1892, Санкт-Петербург. 108 с.